Моя стена из синяков, а не из дыма.
Я обманула Вас, что я не уязвима.
Что вам за дело до меня? Не надо сплетен.
Любила? Да! Ревела? Да! Жила на свете.....(с)

На днях многие читали про то, как крадут дагестанских невест
Что ж - в каждой избушке свои погремушки, остается только порадоваться за себя и за автора жутковатых строчек, что она жива, здорова и даже счастлива.

Еще одна "освобожденная женщина Востока" живет бок о бок с нами. С рынка в большую литературу и обратно на рынок. Хаджарбиби Сиддикова, более известная российскому читателю как Бибиш: история неуспеха... Четыре года назад Хаджарбиби решила покончить с собой. Муж достал, денег не было, на работу не брали, несмотря на свежеприобретенное российское гражданство. «Ты, чурка, даже по-русски не умеешь говорить, на фиг ты нам нужна?» Что остается в такой ситуации делать уставшей узбекской женщине? Вешаться. Еще можно поджечь себя — говорят, надежный способ. Главное — оставить после себя прощальную записку. Чтобы все знали.

Бибиш «Танцовщица из Хивы, или История простодушной»

(Взято из интернета, слова - народные)
История литературы знает немало примеров блистательных мистификаций или укрывательств под мифическими фигурами. Издательство «Азбука», по признанию ее руководства, обожает работу с загадочными авторами. Сначала был Макс Фрай, потом Хольм Ван Зайчик и таинственный Лемони Сникет. После прочтения книги «Танцовщица из Хивы, или История простодушной» сразу возникает вопрос: кто такая Бибиш? Портрет на тыльной стороне обложки должен развеять все сомнения, которые закрадываются уже хотя бы потому, что автор этой исповедальной книги признается в своем практическом незнании русского языка. Тогда возникает очередной вопрос: кто переводил книгу с узбекского? Ведь Бибиш пишет, что все книги читала на узбекском языке и свои первые рассказы показала преподавателю узбекской литературы в институте. Между тем текст этого оглушительного по эмоциональному накалу жития начала ХХI века написан таким блистательным русским языком, который вровень поставить с солженицынским «Иваном Денисовичем». Издатели предваряют публикацию книги: «Некоторое время назад эта женщина по имени Бибиш пришла в издательство и принесла конторскую тетрадь, исписанную аккуратным школьным почерком. Каждый, кто читал рукопись, сразу понимал: этот текст, при всей его необычности, должен быть напечатан как можно скорее». Но кто написал этот текст, пусть даже со слов Бибиш? Ее муж Икрам? Вряд ли! Это слишком блистательная литература, которую можно сопоставить разве что с «Дневником Анны Франк» или книгой Гальего «Черное на белом», которая была удостоена «Русского Буккера» 2003 года.
У меня нет сомнений в подлинности истории Бибиш. Потому что придумать такое в нашем холодном, эгоистичном и равнодушном мире невозможно. Это все равно, как если бы Роберту Флаэрти предложили снять его знаменитый фильм «Нанук с Севера» в голливудских декорациях. При современных технологиях все возможно, но в то время, когда Флаэрти снимал свое кино из жизни эскимосов, о чудесах компьютерной графики не могло быть и мечтаний.
В то же время, прочитав буквально на одном дыхании исповедь Бибиш, никак не можешь понять: кто и как это сделал? Потому что это – русская литература во всем великолепии ее гуманистической традиции. Здесь сошлись воедино Гоголь, Достоевский и Шукшин. Не стану повторять восторги некоторых маститых критиков по поводу рождения новой романной формы. Не стану также и утверждать, что книга Бибиш «Танцовщица из Хивы, или История простодушной» — это самая блистательная из всех известных мне литературных мистификаций. Ведь многие произведения наших национальных поэтов и прозаиков вошли в золотой фонд советской литературы благодаря мастерству блистательных переводчиков. Но вопросов у меня осталось много.
После прочтения книги Бибиш испытываешь если не шок, то уж точно смятение. А посему история хивинской танцовщицы просто обязана получить премию конкурса «Национальный бестселлер», если последняя хочет действительно быть настоящей литературной премией, а не очередной престижной морковкой для окололитературной тусовки.

Татьяна Егерева
История женщины, родившейся в середине шестидесятых годов ХХ века в маленьком среднеазиатском кишлаке, на задворках тогда еще великой империи. Шоковая терапия. Отличное средство от предвзятых взглядов.

Такие дела
Узбеки – это такие люди, которые сидят на корточках по обочинам нашего подмосковного дачного поселка, в жару ходят в черных синтетических спортивных костюмах и постоянно клянчат работу. Еще они покупают в магазине по десять батонов хлеба, одну пачку масла и бутылку пива – такой набор, сама видела, передо мной узбек покупал. Или это таджик был? Не все ли равно мне, цивилизованному человеку? У москвички – две косички.

Книжка смуглой некрасивой узбечки по имени Бибиш имеет подзаголовок: «История простодушной». История действительно проста. До боли. Названная в честь святого паломничества Хадж девочка Хаджарбиби родилась тринадцатого числа. Тринадцатого числа началась ее жизнь – цепочка событий, простое перечисление которых заставляет содрогнуться. Хадж, совершенный прадедушкой, не спас маленькую черноволосую Бибиш с тридцатью пятью косичками от изнасилования в восьмилетнем возрасте. Вчетвером изнасиловали и закопали в песок – думали, мертвая. Она очнулась и откопалась. И пошла к людям через пустыню. Одна. Восьмилетняя. Моя десятилетняя дочь, как правило, забывает чистить зубы, если ей об этом не напомнить. И очень хорошо, и слава Создателю, очень я ему за это благодарна.

История Бибиш тем временем продолжается. Девочка, которая формально уже не девочка, не имеет в Средней Азии никакого шанса начать нормальную семейную жизнь. Бибиш повезло – ее муж, мальчик из культурной семьи, на четверть русский, в первую брачную ночь спас честь невесты с помощью куска сырого мяса, который выжал на простынь, демонстрируемую утром родственникам. Восьмидесятые годы двадцатого на дворе – это так, между прочим. Прочее описанию поддается с трудом. Разве что перечислению. Вот Бибиш и перечисляет – со смирением поистине сверхъестественным – русского человека, ТАК описывающего подобные вещи, было бы можно заподозрить в определенного рода извращенном кокетстве. Здесь, похоже, другой случай. Начав это читать, отложить трудно. Невыдуманная история узбекской танцовщицы, совсем недавно овладевшей русским письменным, отменяет всякую литературу - после прочтения этой книги невозможно всерьез относиться к придуманным сюжетам. Разве что к легендам.

«Однажды Бог решил проверить силу горя. Сначала на море послал горе, хотел испытать море. Море высохло. Потом на горы обрушил горе. Разрушились горы, рассыпались на маленькие камешки. Послал он горе пустыне. В пустыне началась песчаная буря, и весь песок развеяла, ничего не осталось от пустыни. Бог не знал, что делать дальше. «Дай-ка, - думает, - испытаю горе на человеке. Посмотрим, что с ним станет», И послал человеку горе. Но человек не высох, как море. Не разрушился, как горы. Не исчез, как пустыня. Человек мучился от горя, но продолжал жить. Потому что умел не только страдать, но и радоваться. Понял Бог, что только человек может вынести горе, и навсегда оставил его у людей».

Такие дела. Все очень просто на самом деле. Так просто, что иногда даже представить сложно.


Петр Фаворов
В июне прошлого года в питерском офисе «Азбуки» раздался звонок. Женский голос с сильным среднеазиатским акцентом произнес примерно следующее: «Я приехала показать свое искусство танца на трехсотлетии вашего города. А еще я хочу напечатать у вас свою книгу. Она «Крик души» называется. Ее скоро в Сан-Франциско переведут». Вторая фраза полученной от автора рукописи звучала так: «Мамина папа родом из Ирана». Издательству потребовались сутки, чтобы принять решение о приеме текста в печать.

На титульном листе стоит имя Бибиш — уменьшительная форма настоящего имени писательницы, Хаджарбиби. Она родилась в глухом кишлаке под Хивой («в одном очень религиозном местечке, кругом наговор и сплетня!»). Училась в педучилище, вышла замуж за хорошего человека из туркменского Ташауза (папа — директор кирпичного завода, мама — русская, мебель — румынская; «одним словом, интеллигентная семья»). Родились дети, потом развалился Союз, спустя 10 лет они сбежали от Туркменбаши в Россию. Бибиш намыкалась по милициям и миграционным центрам, потом кое-как устроилась в Подмосковье, торгует на вещевом рынке и вот — пишет книгу.

Очень странную книгу, которая без особых предуведомлений начинается с описания двух изнасилований, пережитых автором в детстве и юности (так и написано: «Сейчас буду рассказывать о самом тяжелом, что в моей жизни случилось»), а потом уж описывает ее жуткую жизнь простой женщины Востока, со всеми остановками. И как дед-мулла прогнал со двора бабку, а та потом его новой жене ноги растирала, и что у самой Бибиш в калыме было, и как страшно тяжело собирать хлопок, и как унизительно вымаливать регистрацию у теток-квартирохозяек. Но все это рассказано так, как никто и никогда до нее ничего подобного не рассказывал, с таким фантастическим жизнелюбием, что ни разу за весь этот бесконечный каракумский страстной путь не возникнет ощущения, что она бьет на жалость. Она просто пишет книгу, потому что иначе не знает, зачем она прожила эту чертову жизнь.

Графомания, скажете вы. И попадете пальцем в небо, потому что графоманы пишут как надо и как принято, а Бибиш — как хочется, как ей придет в ее довольно дурную голову. Например, так: «Вот и пошла я на прием к депутату нашего района, к Кириллу Лаврову, народному артисту СССР. И когда я его увидела в коридоре, красивого, в костюме, с галстуком, я растерялась и обратно в садик вернулась». Тут самое время сказать главное. Книга Бибиш — это русская книга, написанная талантливым человеком, очень плохо говорящим по-русски: «Русский я только теоретически знала. Никогда в жизни не приходилось им пользоваться. Да и с кем говорить по-русски, если у нас не было русских». Вот так и получается, что от торговки с подмосковного рынка мы получили первый образец привычного в прочих бывших метрополиях явления — постимперской прозы, которой народы, давно отославшие на берега Темзы и Сены памятники генералам и губернаторам, снабжают былых колонизаторов. Прозы терпкой и дико звучащей, полной странных реалий и еще более странных оборотов в языках Шекспира и Корнеля. Вот как Бибиш пишет о себе: «У меня что было, кроме длинных кос? А так — незаметная, бедно одетая… Одним словом, душевная уродина». А вот — о своей судьбе: «Когда чувствуешь себя не в своей тарелке, это неудобно. Но когда тебя не пускают в свою тарелку, это еще неудобнее!» А вот — о природе власти: «Государство похоже на рентгеновский аппарат — насквозь видит. В смысле — смотрит сквозь меня и не замечает».

Тут, конечно, важно понять, что в этом тексте от Бибиш, а что — от ее питерских редакторов. Наталия Соколовская, подготовившая книгу к печати, говорит так: «Мы правили склонения, падежи и рода. Помогли выстроить сюжет, попросили кое-что дописать». Изменили название, можно добавить. «Все остальное — она сама». Потом, подумав, добавляет: «С иными авторами уходит гораздо больше времени, и с гораздо меньшим результатом». Закончу, пожалуй, тоже цитатой из Бибиш: «На рынке никто и не знал, что у меня не только среднее специальное, но и высшее образование есть. Думали, что я примитив какой-то. Между прочим, дирижабль тоже примитивный, а летает».